— Но вы что-то долго думали, — настаивала она. — Вы считаете, чувство было взаимным?
— Я так считаю, но смотрел со стороны. Такие вещи нужно видеть не только глазами.
Ответ Анне понравился: этот человек понимает невысказанное, бессловесный язык.
— У меня осталась еще сигарета. Только одна. Если хотите, поделюсь, — предложила она.
У Фосса оставались сигареты в кармане, однако он предпочел подсесть к Анне. Нащупав в темноте его руку, Анна вложила в нее сигарету. Между двумя тесно прижавшимися друг к другу людьми вспыхнула, зашипев, спичка. Карл держал ее запястье — именно так, как должен был кто-то держать ее запястье в мечтах Анны. Подтянув ногу на сиденье, Карл пристроил руку с сигаретой на колене.
— Почему вы расспрашиваете меня об Уилшире?
— Меня поселили в доме человека, который одевает меня в костюмы своей бывшей возлюбленной — своей умершей возлюбленной. Я понятия не имею, зачем он это делает. Разве чтобы позлить жену? Сегодня он признался, что тоскует по ней… по любовнице.
— Наверное, так оно и есть.
— Но на ваш мужской взгляд, не странно ли это?
— Он пытается вообразить ее живой. Обманывает самого себя.
— Зачем он это делает?
— Возможно, между ними осталось что-то недосказанное.
— Или его преследует чувство вины?
— Возможно.
Анна вынула сигарету из его пальцев, затянулась и снова вложила сигарету в руку Карла. С каждой минутой она обретала уверенность. Вот уже как бы и поцеловала его, соприкоснулась губами — через фильтр сигареты.
— И про аварию вы тоже знаете? — продолжала она.
— Да. Я также слышал, что Джуди уже собиралась уезжать.
— Ее депортировали.
— Да, был такой слух.
— Вы хотите сказать, что это неправда? Что она сама хотела уехать?
— Я не был с ней знаком, — пожал плечами Карл. — Я не знаю.
Они передавали друг другу сигарету, соприкасались пальцами.
— Вы могли бы убить женщину за то, что она отказалась любить вас? — спросила Анна.
— Так сразу не ответишь. Это зависит…
— От чего?
— Насколько я сам был бы влюблен. Измучен ревностью.
— Но вы могли бы убить?
Он не спешил с ответом. Сперва затянулся, передал ей сигарету, затянулся снова.
— Нет, не думаю, — сказал он наконец. — Нет.
— Правильный ответ, мистер Фосс, — одобрила Анна, и они засмеялись вместе.
Фосс раздавил окурок ногой. Они еще посидели в молчании, потом, не сговариваясь, повернулись лицом друг к другу — всего несколько сантиметров разделяло их. Фосс наклонился и поцеловал ее. Прикосновение его рта изменило очертания ее лица, его лица, страх уже нельзя было отделить от желания. Анна с усилием заставила себя отклониться, встать на ноги.
— Завтра вечером, — в спину ей сказал Фосс, — я снова буду здесь.
Анна уже мчалась прочь — опрометью. Она пробежала по тропе, ворвалась на заднюю террасу и рухнула на стул, задыхаясь, легкие горели, сердце билось в горле. Осев на стуле, Анна запрокинула голову, разглядывая звезды и умоляя сердце вернуться на место, в клетку ребер. «Глупая девчонка, — твердила она про себя, я — глупая девчонка, и больше ничего». Ей припомнилось, как в зареве пожарища плеснула белая материнская рука, ударила ее по щеке. И как тогда, в Клэпэме, так и сейчас та пощечина заставила ее опомниться.
Дружеские отношения с врагом. Волтерс говорил об этом. Дружеские отношения? Как бы не хуже. Это безумно, это опасно. Где вы, надежные серебристые рельсы? Поезд сходит с пути. Вновь обмякнув на стуле, Анна крепко сжимала пальцами разгоряченный лоб. Почему именно он? Почему не Джим Уоллис, не кто-то другой, кто угодно, только бы не он?
Она подобрала с пола туфли, почувствовав наконец-то усталость. Ни дать ни взять героиня грошового романа. Прошла в дом по длинному коридору и все твердила про себя: а как можно заранее подготовиться к встрече? Матери этому не учат. Взгляд упал на глиняные фигурки, одна в особенности заинтересовала Анну. Она включила верхний свет, отперла дверцу серванта. Несколько похожих друг на друга фигурок, одна и та же тема, раскрытая на разные лады: женщина с завязанными глазами. Анна взяла в руки фигурку, повертела, пытаясь угадать ее значение. На подставке с обратной стороны нацарапано имя мастера и больше ничего. Расплывчатое пятно проступило за стеклянной дверью, сделалось человеческим лицом. Анна почувствовала, как натягивается, покрываясь мурашками, кожа на голове.
Мафалда распахнула дверь, вошла и вырвала фигурку из рук Анны.
— Я просто пыталась понять, что это значит, — пробормотала девушка.
— Amor é cego, — торжествующе ответила Мафалда, убирая фигурку на место и запирая сервант. — Любовь слепа.
Понедельник, 17 июля 1944 года, офис «Шелл», Лиссабон
Мередит Кардью писал карандашом на отдельных листах бумаги, ничего не подкладывая под них, не пытаясь уберечь полированный стол. Анна, как завороженная, следила за его движениями, это мало походило на английскую скоропись, скорее на китайскую каллиграфию: ничто не соприкасалось со страницей, кроме обмотанного платком запястья и кончика карандаша — его Мередит не забывал заботливо очинять в перерывах. Почерк его трудно было бы разобрать, даже глядя ему через плечо: то ли кириллица, то ли китайские иероглифы, отнюдь не латинский шрифт английского языка. Обратную сторону листа Мередит оставлял в неприкосновенности, чистые страницы вытаскивал из особой стопки, что лежала в третьем ящике стола по правую руку. Время от времени он приподнимал страницу и протирал платком полированную гладь стола. Невроз или меры безопасности?