Компания чужаков - Страница 136

К оглавлению

136

— Значит, он получает деньги откуда-то еще?

— Он или она. Мы даже этот вопрос еще не выяснили.

— Однако выяснили, что ваш человек находится в Берлине.

— Да.

— Вы проверили всех своих агентов, которые имеют связи в Западном Берлине, изучили их прошлое и ничего не обнаружили?

— Этот процесс займет немало времени.

— Но вы это делаете?

Громов впервые за весь разговор пошевелился, заворочался как медведь.

— Мы это делаем.

— И все же вам кажется, что проще и быстрее получить информацию через меня?

— Вы будете вознаграждены.

— Вот как? Я требую одного: чтобы Жуан Рибейру вновь получил должность в Центральном комитете… если он согласится.

— Будет сделано, — заверил ее Громов.

— И вот еще что, мистер Громов: больше для вас я ничего делать не стану. Раздобуду нужную информацию — и на этом все. У меня есть определенные убеждения, однако со своей страной, в отличие от моей матери, я не ссорилась. Полагаю также, что на этом придет конец моей работе в Кембридже. Придется сказать Джиму Уоллису, что там у меня ничего не получилось. Я сжигаю за собой мосты. Значит, мне понадобится работа. Я ничего не имею против административной службы в Компании, однако не собираюсь навеки превращаться в шпионку.

Громов кивнул. Его эта декларация не слишком обеспокоила. Потом разберемся, найдем к ней подход.

— Мы располагаем только одним ключом к личности предателя. В шестьдесят шестом году ваша мать подслушала одну фразу Джима Уоллиса. Кодовое имя, которого она никогда раньше не слышала и которое ей не удалось найти в финансовых отчетах, — Снежный Барс.

— Исчезающее животное, насколько я помню, мистер Громов.

— Очень редкое, — подтвердил он. — Я вырос в Сибири, в Красногорске, неподалеку от границы с Монголией. Там, у подножия Саян, еще водятся снежные барсы. Когда мне было шестнадцать лет, отец взял меня на охоту. Чуть ли не в тот день, когда обрушилась Уолл-стрит, я застрелил барса — единственного снежного барса, которого я видел за всю свою жизнь. Теперь моя жена надевает шубу из его шкуры, когда ездит в балет.


Андреа отыскала в Брокуэлл-парке уединенную скамейку с видом на Далвич-роуд. Поднялся ветер, одна щека у нее замерзла, нос покраснел, из левого глаза потекли слезы. Почему-то ей казалось, что в таких жестких условиях мозг будет работать активнее и все-таки удастся понять, с какой стати она только что согласилась шпионить на Советский Союз. Для Громова Андреа нашла достаточно убедительные резоны. Она и правда мечтала о реабилитации Жуана Рибейру; желание отомстить за смерть сына и мужа, как и намекала она Громову, также сыграло какую-то роль. Громов со своей стороны мог сослаться на родословную. Вроде бы это у них в семье традиция такая по женской линии. И Льюис Крейг тоже не остался в стороне. Ее любовник. Следует ли ей призадуматься также и над этим? Насколько для нее важно не разочаровать Льюиса? Разумеется, теперь Громов будет больше ценить Льюиса. Означает ли это, что Льюис будет больше ценить ее? И хочет ли она этого? Что здесь истинная, что второстепенная причина?

И тут ее настигло понимание. Та самая мысль, которая мелькнула было в тот момент, когда Андреа выходила из поезда: ключевое слово — контроль. Все — в разведке, не в разведке, все на свете — хотят одного: контролировать других. Льюис затеял «роман» с Андреа, потому что тайные связи позволяют ему взять верх над Мартой, сквитаться с ней. Андреа согласилась на эти отношения, потому что надеялась контролировать Льюиса. Как только Льюис почуял, что его власть над Андреа слабеет, он вновь подставил ее, сделал ее уязвимой, и Андреа позволила ему это сделать, она сама этого хотела, потому что ей казалось, будто таким образом она вновь овладеет Льюисом — дав ему то, чего он хочет. Она согласилась вернуться на работу в Компанию, потому что, как всякий шпион, вообразила, будто сможет контролировать ситуацию, получит власть над другими людьми. Вот в чем дело.

Такова ее натура. Громов был в общем-то прав, когда рассуждал насчет родословной. Она — дочь своей матери. Яблочко от яблони. Ее мать отомстила за неправедный суд Лонгмартина двадцатью пятью годами шпионажа против своей страны. Интересно, а в этом Одри исповедалась отцу Харпуру?

Холод выгнал Андреа из парка. Громов велел ей встретиться с Льюисом Крейгом в отеле «Дюррант» на Джордж-стрит в Вест-Энде. Это же поблизости от Эджвер-роуд, сообразила вдруг Андреа. Покопавшись в сумочке, Андреа нащупала ключ от сейфа номер семьсот восемнадцать в банке «Араб». Автобус доставил ее до Клэпэм-Коммон, оттуда на метро Андреа поехала в Вест-Энд. Со станции «Марбл-Арч» вышла на Оксфорд-стрит и пешком добралась до Эджвер-роуд, гадая по пути, какое уж там чувство — шестое, седьмое — помешало ей раньше заглянуть в таинственный сейф.

Полчаса спустя она сидела в отдельной кабинке перед длинным ящичком из нержавеющей стали и пыталась успокоиться — хоть бы ладони прекратили потеть! Ящик был набит десятифунтовыми банкнотами. Пересчитывать их не требовалось, итог был подведен на отдельном листе бумаги знакомым почерком Одри: 30 500 фунтов.

Выйдя под пронзительный осенний ветер, Андреа сразу же махнула рукой, подзывая такси. Уткнувшись лицом в пассажирское окошко, заставила себя еще несколько мгновений помедлить, прежде чем принять окончательное решение. Попросила водителя подвезти ее к вокзалу Кингз-Кросс. Во второй половине дня поезд доставил ее в Кембридж, и до вечера Андреа успела запаковать свои вещи, после чего пошла в паб, выпила двойную порцию джина с тоником и позвонила Джиму Уоллису.

136